Александр Сухарев: По случайности я бы не стал показывать этим полковникам гранату

11 октября 2018 года своё 95-летие отметил Александр Яковлевич Сухарев — генеральный прокурор СССР, министр юстиции РСФСР, действительный государственный советник юстиции, заслуженный юрист РСФСР почётный профессор Российского нового университета (РосНОУ).

Юбилей стал подходящим поводом встретиться с героем Великой Отечественной войны и задать давно накопившиеся вопросы.

График у Александра Яковлевича плотный и в 95 лет. Вчера юбиляра чествовали на торжестве в Доме офицеров, а сегодня он уже успел выступить в Университете прокуратуры РФ на «Сухаревских чтениях» — научно-практической конференции, приуроченной к его дню рождения.

Заранее договорившись на двадцатиминутное интервью, приехала на встречу за полчаса до назначенного времени, чтобы настроиться. Не знала, как Александр Яковлевич отреагирует на мои вопросы — об известных фактах биографии спрашивать не планировала, хотела поговорить о личности этого выдающегося человека.

Александр Яковлевич был пунктуален. Тепло поздоровались, пожали друг другу руки, выпалила дежурное «Поздравляю с юбилеем!», сели напротив друг друга:.

— Александра! А как вас по батюшке величать?

— Сергеевна. Но можно «Саша».

Предупредила о, возможно, неудобных, личных вопросах. Возражений не последовало. Выдохнула.

Трудодни и доска почёта

— Александр Яковлевич, в одном из интервью вы говорили, что беззаботного детства у вас не было. А что было?

— Сколько себя помню — всегда работал. С 10-11 лет моя жизнь была связана с трудоднями, колхозным движением, прополкой воронежской свёклы... По дому всегда помогал родителям. Вместе с ними вкалывал в поле наравне со взрослыми. Задания выполнял более-менее хорошо, и довольно скоро оказался на доске почёта колхоза. Представляете! Ещё совсем мальчишка Саша Сухарев — и уже на доске почёта! Я был рад и горд. Сейчас понимаю, что именно это было отправной точкой, первым шагом к гораздо более значимым вещам в моей жизни.

Помощник слесаря и вечерняя школа.

— Вы переехали в Воронеж четырнадцатилетним подростком, без родителей. Отправились за новыми достижениями?

— Когда мне было в 14 с половиной лет, к нам приехал мой родной дядя по матери Михаил. Он был членом РСДРП и убедил меня поехать в Воронеж. Да, наверное, я захотел себя проявить, сделать что-то полезное. В Воронеже меня опекали оба маминых брата, пока я учился в 8, 9, 10 классах вечерней школы и параллельно работал помощником слесаря на авиационном заводе.

— Это же колоссальная нагрузка! Во сколько начинался и заканчивался ваш день?

— На заводе день формально начинался в 8:00, но я всегда приходил раньше, старался успеть больше, помочь стране. В условиях военной обстановки моя слесарная специальность была востребована. К 17:00 я спешил в вечернюю школу, где учился неплохо, всегда ответственно готовился к экзаменам..

Как-то один из моих начальников подозвал меня и говорит: «Саша, я тебе сегодня гостей привезу, кого — узнаешь потом». И после этого приходят мальчишки, девчонки — евреи, сбежавшие из Польши. Прибежали — дрожат, боятся… Им было 16, как и мне …. Я их обнял, хотел поговорить, но побежал в вечернюю школу, ведь мне надо было ещё подготовиться к экзаменам.

Брал упорством, трудом. И обязательно должен был отдохнуть ночью не менее пяти часов — в час я всегда спал, а в шесть — всегда подъём.

Мечта стать лётчиком и большой обман

— В мемуарах вы писали, что хотели стать лётчиком, как тогда мечтали очень многие мальчишки. Что вам помешало?.

— Я работал на авиационном заводе, и, конечно, очень хотел стать лётчиком. Особенно в 16 лет. Ждать совершеннолетия я не мог, поэтому для поступления в лётное военное училище приписал себе два года, за что серьёзно поплатился.

В военкомате мой обман сразу вскрылся, но меня пожалели — решили не передавать в административные органы за подделку документов, а передать моё дело в Кагановичский районный комсомол. В назначенный день в комнате собралось 12 человек, которые решили исключить меня из комсомола. А я сижу, переживаю, вдруг первый секретарь встаёт, говорит остальным: «Товарищи, дайте мне 30 минут» и выходит. Оказывается, он позвонил в Землянский райком комсомола, там сказали, что Саша Сухарев — хороший, изумительный мальчишка был и в школе, и на заводе. Позвонили и моей первой учительнице Ольге Николаевне. Через полчаса первый секретарь вернулся и говорит: «Я с вами согласен, но мы оставим Сашу Сухарева в комсомоле при условии строгого выговора с последним предупреждением».

Как же я тогда волновался… Да, я не был лишён звания комсомольца, но лётчиком мне уже было не стать. К счастью, меня позвали в училище связи — тоже очень важную структуру в условиях начинающейся войны.

На фронте читал Толстого и Достоевского

— Что помогало на фронте?

— На фронте, как бы ни было тяжело, я всегда читал книги. Кое-что в голове держал и некоторые книги с собой привёз — Толстого, Достоевского. Помню, ещё в детстве мне было важно перечитать всего Пушкина. Очень хотел понять, почему Пушкин такой гениальный, в чём дело?

Молодой врач и граната в кармане

— Да, но это даже хорошо, что только хромаю, ведь ноги могло бы и вовсе не быть. Как сейчас помню, когда передо мной сидели два полковника, которые уговаривали меня ампутировать хотя бы одну ногу. Я не сдавался, достал из правого кармана штанов муляж гранаты, который всегда у меня был под рукой. Бравые начальники переглянулись — мол, дурак — и поспешно удалились.

Наутро ко мне пришёл молодой парень — врач с тремя сёстрами, которых я назвал не медсестры, а мёдсестры, и говорит: «Саша, я только что окончил медучилище, я врач, а вот мои сёстры. Я буду вас оперировать, а вы можете смотреть на то, что я буду делать — только доверьтесь мне». Молодой врач аккуратно перенёс 100 кусков кожи со здоровой ноги на вторую, незаживающую, и предупредил: «Как бы вы ни хотели почесаться, 17 дней должны не трогать ногу, на которую мы накладываем швы». Я пообещал, 16 дней терпел, а на 17 не выдержал — нет терпения, чешется и чешется. Залез под лангетку и почесал… Доктору, конечно, не признался. На осмотре врач снял повязку — все 100 кусков прижились! Видимо, я побоялся и ногу не дочесал всё-таки.

Возвращение в Воронеж, маршал Василевский и знакомство с женой

Пришёл из армии и думал, что меня отправят куда-то, а меня поставили начальником кадров в воронежском управлении связи. Нашёл квартиру и познакомился с Марией, которая была моложе меня на два года. Мария Матвеевна стала первой и последней любовью всей моей жизни.

— То есть, вам в жизни повезло…

— Моя жизнь — не результат случайностей. По случайности я бы не стал показывать этим полковникам гранату и не поверил врачу, который только что окончил учёбу. Это был мой личный выбор. И когда я женился на Марии Матвеевне, тоже сделал свой выбор — один из самых важных в своей жизни.

Уже после войны в разговорах я неоднократно слышал о себе ошибочное суждение. Люди считали, что моей самой большой радостью, успехом, везением было выжить после ранения на том притоке реки Вислы. Нет, ребята, самый великий момент в моей памяти, это когда на передовой я воочию видел наших великих полководцев — Рокоссовского, Жукова, Черняховского, Батова... Которые меня за нос трогали, за волосы держали... А я тогда смотрел на них, видел, что начальники, а кто именно — не знал.

Конечно, я реалистически мыслил, когда лошадь, на которой я сидел, была убита и истекала фонтаном крови, а я был тяжело ранен, оказался в кипящем котле. Многие тогда меня списали. Но они ошиблись, ранение принесло в мою жизнь одни из самых ярких впечатлений, вдохновивших меня. Именно после госпиталя я впервые увидел командующего фронтом маршала Василевского, который приехал в Воронеж избираться на первые выборы в депутаты. Обратив внимание на раненного бойца, он бросил сопровождающих и подошёл ко мне.

— Фронтовик? — Да, фронтовик. — А где воевал? — На Западном фронте, на Курской дуге… — Фронтовик, зайди ко мне, я тебя очень прошу.

После он выступал с речью на сцене воронежского театра. В один момент он отодвинул листок и сказал: «Товарищи! Кроме десяти сталинских ударов, были у нас во время войны изумительные юристы, прокуроры, которые помогли обеспечить победу... Скоро вы будете свидетелями апофеоза советской юстиции на мировой арене!».

Это Василевский говорил про Нюрнбергский трибунал. В это время Нюрнбергский процесс во всю уже шёл. Под впечатлением того, что юстиция сделала очень много полезного для завершения войны, я решил стать юристом и быстро подал заявление в заочный юридический институт. Если бы не та вдохновляющая речь Василевского о юристах, наверное, моя жизнь сложилась бы иначе.

Карьера, семья и здоровый сон

— Очевидно, что ваша карьера удалась. Вы считаете себя карьеристом?

— Все мои ордена и медали так или иначе связаны с моей личной карьерой — военной, гражданской, научной… Но это карьера не ради денег. Я понимал, если я буду не рядовым связистом, а начальником связи, а тем более начальником штаба полка, то смогу больше влиять на ход событий, приносить больше пользы стране.

— Ваш внук Михаил в одном из интервью сказал, что несмотря на ваши большие посты, занятость вы активно участвуете в жизни семьи, заботитесь, поддерживаете…

— Семья для меня очень важна. И речь не только о Мише и правнучке Маше, о которых я всегда думал и буду думать, как бы я не устал. Засыпаю — думаю о них, просыпаюсь — думаю. Я вижу, что Миша старается, следует поставленным целям. Может, просто я привык всегда быть рядом, потому и участвую в его жизни до сих пор и периодически напоминаю: «Друг мой, ты становишься взрослым человеком, но делай то, о чём мы вчера или позавчера договорились». Для меня важно, чтобы мои близкие, внуки были в нравственном отношении порядочными людьми — чтобы они были чистыми душевно и патриотичными, а не просто стремились получить деньги, дивиденды и так далее.

Я и сам так живу.

— Александр Яковлевич, а на какой возраст вы себя сейчас ощущаете?

— Если скажу, что на 18, вы, конечно, не поверите и правильно сделаете. По ощущениям мне сейчас 55-60. Не больше.

— А сколько часов в сутки вы спите сейчас?

— А сейчас я сплю столько, сколько хочу. Но я не хочу, сколько хочу.

Беседовала Александра Родионова